Данный материал призван обратить внимание на тяжелую и несправедливую ситуацию, с которой столкнулся один из самых известных поэтов России, Каргашин. Он был среди тех, кто в 90-е годы отстаивал право России сохранять свою идентичность и не поддаваться западному влиянию.
В 1994 году поэт создал стихотворение «Я – русский. Спасибо, Господи», которое моментально получило народное признание и стало символом патриотической лирики. Его творчество продолжает жить и развиваться, и в 2020 году это стихотворение вошло в учебник «Родная русская литература» для 9 класса.
В последние годы оно стало объектом внимательного отношения – на него создаются видеоролики и песни, его исполняют артисты, включая Григория Лепса, Николая Баскова и многих других.
Тем не менее, на фоне этого культурного процветания, появились тревожные сообщения о правовых проблемах Каргашина. Согласно информации издания «Правда.Ру», Арбитражный суд Москвы вынес решение о привлечении поэта к субсидиарной ответственности, что создает дополнительные трудности в его жизни и карьере.
В ходе интервью с ним акцент сместился на эту сложную ситуацию, а не на его литературные достижения. Каргашин отметил, что все это связано с давними личными связями, и это воспринимается им как неправильная и несправедливая подстава, произошедшая в 2016-2017 годах, когда его близкие и знакомые были вовлечены в конфликтные обстоятельства.
Когда у тещи Шутова обнаружили онкологию, он взял на себя финансовую ответственность за ее лечение, включая оплату всех медицинских процедур.
Я знал его лишь поверхностно, когда меня пригласили организовать новогодний корпоратив для банка, где он работал. Шутов предложил мне стать номинальным генеральным директором его компании, которая располагала зданием на Новокузнецком и сдавала его в аренду.
Я согласился, так как писательство не приносило стабильного дохода, и мне нужно было поддерживать свой опыт и получать зарплату. Это произошло в конце декабря 2016 года.
Вскоре после Нового года, мне предложили подписать документы на инвестиционный проект, который разрабатывался несколько лет. Проект предусматривал снос старого здания и строительство современного офисного центра, что должно было принести новые доходы.
Банк планировал инвестировать около миллиарда рублей, и первый транш составил более 500 миллионов. Однако второй транш так и не был выделен.
Сотрудники банка полностью занимались управлением процесса, и я не был постоянно вовлечен. В основном ко мне поступали звонки, и я приходил лишь по необходимости.
В переговорной на первом этаже мне приносили документы для подписания, и я их проверял. Подписанные мною документы, относящиеся к инвестиционному проекту, не имели ничего криминального, так как проект действительно был законным и проходил согласования.
Мы работали с администрацией города и решали возникшие проблемы. Предполагалось, что инвестиционный проект будет реализован, несмотря на возникшие трудности и задержки, связанные с необходимыми экспертизами и координацией с чиновниками.
Все переводы, включая 500 миллионов, использовались для покупки векселей «Сбербанка», и я только подписывался на этих векселях. У меня не было печатей или векселей, а также была выписана доверенность на сотрудника банка, который вел со мной все дела.
Я не ожидал никакой подставы, так как связи с тещами, являющимися друзьями, исключали подобные мысли. Совершенно очевидно, что сотрудники банка действительно хотели довести проект до конца, но процесс был замедлен из-за бюрократических вопросов.
Хотя деньги были переведены через векселя, конкретно их дальнейшая судьба мне не была известна. Вся информация о проекте шла через банк, и я только подписывал необходимые документы, не имея более углубленного понимания происходящего.
Позднее я узнал, что векселя от одной фирмы перешли к другой, а затем к третьей. Это был человек, который оказался более влиятельным, чем Шутов.
Если Шутов занимал пост председателя директоров банка, то Волынец был его учредителем, являясь настоящим хозяином. В результате векселя были реализованы именно им, что означало, что деньги, выделенные банком на проект, в итоге вернулись обратно к нему через ряд компаний.
Таким образом, банк фактически давал деньги и одновременно их забирал. Вскоре после этого Шутов неожиданно исчез из России, и весной 2017 года банк потерял лицензию. Против Шутова начались судебные разборки, его объявили в международный розыск.
Интересно, что Шутов был выходцем из Украины, и, по имеющимся данным, он реально укрывался там, поскольку Украина не выдает своих граждан.
Летом 2017 года я вышел из этой ситуации и успокоился, забыв о всех событиях. Участвуя в этой истории, я не извлек из неё значительной выгоды: моя зарплата составляла всего 15 тысяч рублей в месяц, что было несущественно в масштабах всего процесса.
В августе 2022 года, во время специальной военной операции, я активно поддерживал события, связанных с СВО, и мои стихи стали популярны.
Однако вскоре мне пришло уведомление из арбитражного суда о том, что против меня хотят возбудить дело. Это сообщение вызвало вопросы, поскольку прошло уже пять лет, и согласно закону, срок давности должен был истечь.
Тем не менее, в моем случае этот срок не учитывался, в отличие от другого человека, Волынца, в отношении которого меры были применены. Я не могу утверждать, что судьи действовали коррумпированно или сфальсифицировали факты, но очевидно, что в разных ситуациях применяются разные нормы.
Конкурсный управляющий «Иритона», Анна Нехина, попыталась представить меня как теневого магната, утверждая, что я контролирую банк. Но при этом я могу показать, что у меня нет финансовых активов: я живу с несколькими членами семьи в небольшой трехкомнатной квартире, в которой ни я, ни мои близкие не обладаем значительными средствами.
Я пояснял Нехиной, что как поэт у меня нет возможности покрыть задолженность в 525 миллионов, которая мне была назначена. В этом контексте меня интересует, откуда я должен взять такие деньги, когда реальная финансовая ситуация такова, что ничего нет.
Нехина прекрасно знала, что у меня нет имущества или средств, но продолжала настаивать на остатках долгов.
Разговор о деле Волынца вызывает недоумение. Создается впечатление, что его действия имеют скрытые мотивы, и поднимаются вопросы о справедливости судебных разбирательств.
По сути, если власти искренне нацелены на возврат средств, они бы начали активнее действовать относительно Волынца. Вместо этого складывается ощущение, будто его каким-то образом «отмазали» от наказания. Являясь честным человеком без значительных средств, я ощущаю себя жертвой этой ситуации.
Судебные разбирательства продолжаются уже более двух лет, и на горизонте новое заседание по кассационной жалобе, поданной моим юристом, которое назначено на 20 января. Сам юрист выражает недоумение по поводу непонятной ситуации и считает, что необходимо привлекать других участников.
Несмотря на все несогласия с решениями судей, я надеюсь, что у них есть свое обоснование. Однако в реальной жизни все знают, что наличие денег у человека может значительно изменить динамику дел.
Так, у меня есть информация о том, что Шутов, избегая правосудия, сбежал и теперь находится в розыске. Вернуть его в страну вряд ли удастся. В то время как Волынец остается на территории России, обладая серьезными активами.
Ощущение, что влиятельные люди могут оказывать влияние на исход главных дел, продолжает тревожить.
На фоне этого мне предъявили требования на сумму в 525 миллионов рублей, но при этом мои счета уже арестованы, и у меня фактически нет средств. Моя зарплата составляет 70 тысяч рублей в месяц, и такая ситуация вызывает глубокое беспокойство о том, как можно решить свои финансовые вопросы.
У меня только официальный доход, и по закону половина из него будет арестована. С учетом того, что на 70% я едва свожу концы с концами, остается лишь 35.
У меня есть гараж, купленный отцом, который он впоследствии переписал на меня, и его также могут забрать. В итоге мне грозит серьезное ухудшение жизненной ситуации.
Я проживаю в трехкомнатной квартире с пятью членами семьи: дочка, сын, жена и отец-инвалид. Квартира оформлена на меня, и если её арестуют, мои дети не смогут унаследовать ничего. Парадоксально, но если они примут наследство, то унаследуют и долги, что вызывает у меня ужас.
Я не понимаю всей ситуации, но осознаю, что это очень плохо. Судьи, по моему мнению, не учитывают реальные обстоятельства. Они видят, что деньги оставляют следы, так почему бы не работать в этом направлении?
Конкурсный управляющий «Иритона» заинтересован в возврате средств, и это правильно. Судьи, в свою очередь, должны принимать решения, которые реально помогают в таких ситуациях.
Фактически, мне просто обречено на ухудшение жизни и полное разорение. Дальше что? Ничего не вернется, поскольку у меня нет на это ресурсов.
Поддержка со стороны сообщества на самом деле имела место, даже несмотря на негативное отношение некоторых либеральных кругов к моим словам.
В начале 1990-х годов, когда я заявил «Я – русский. Спасибо, Господи», это вызвало яростные атаки со стороны обвинителей, которые называли меня нацистом и фашистом, утверждая, что я разжигаю национальную рознь.
Мне удалось завоевать поддержку от различных культурных деятелей, некоторые из которых подписали письмо в мою защиту, отправленное в суд. Этот документ был направлен председателю Арбитражного суда Московского округа и включает подписи известных писателей и артистов. Они просят учесть мой вклад в литературу и сделать справедливое решение.
Моя поэзия находит отголоски на фронте, и это вдохновляет молодежь: стихи передаются, их читают, и популярность их в интернете растет. Также приятно, что народные артисты, такие как Борис Щербаков, публично читают мои произведения, например, стихотворение «Я – русский! Спасибо, Господи!
В этом месяце я отмечаю свой 60-й юбилей, и с гордостью могу сказать, что всегда был патриотом России. Прошлый опыт, когда за это приходилось сталкиваться с множеством трудностей, не изменил моего отношения.
Несмотря на все нападки со стороны либералов, которые продолжали получать выгоду, я остался верен своей идее и справедливости. Обидно осознавать, что за свои убеждения приходится сталкиваться с непримиримостью.
