19 июня 2025 года в 13:19 состоялся выход материала спецпроекта «Сноба», посвящённого влиянию цифровизации на природу власти. Вопрос в том, что происходит, когда права гражданина воспринимаются как пункты пользовательского соглашения, а его голос воспринимается лишь как запись в базе данных.
Можно ли вести власть как сервис, не скатываясь в практику цифрового надзора? К тому же, кто на самом деле управляет страной: политики, народ или алгоритмы социальных сетей?
Цифровизация затрагивает даже самые традиционные сферы, такие как политическая власть. Политика, ранее ассоциировавшаяся с бумажными документами и митингами, всё активнее переходит в цифровую сферу.
Государственные структуры адаптируют свою деятельность: бумажные процессы уступают место цифровым, а чиновники становятся не только руководителями, но и модераторами пользовательского опыта.
Власть осваивает работу в формате платформ, предлагая гибкие, персонализированные решения на основе данных. Вместе с тем, меняется форма политического участия общества. Активисты создают чаты в Telegram, протесты организуют через TikTok, а политический дискурс всё чаще выражается в комментариях, мемах и сторисах.
Гражданин становится пользователем, у которого есть доступ к средствам выражения своей позиции в любой момент.
Эта двойная трансформация — технологическая и культурная — формирует новую архитектуру политического процесса, в которой переплетаются обещания цифровой эффективности с рисками цифрового контроля и расширение участия с снижением роли традиционных институтов.
В этой главе обсуждаются четыре основных направления изменений: эволюция электронного государства, медийное изменение политики, новые формы онлайн-гражданственности и проблемы цифровой безопасности.
В XX веке власть ассоциировалась с физическими зданиями и бюрократическими процессами. Сегодня же она всё чаще связана с цифровыми интерфейсами. Электронное правительство представляет собой не просто модернизацию, а изменение парадигмы: государство трансформируется из статичной структуры в динамичную платформу.
В России этот процесс начался в 2009 году с запуском «Госуслуг», что стало значительным шагом к упрощению взаимодействия между гражданами и бюрократией. Теперь граждане могут решать множество вопросов, таких как запись в детский сад, получение паспорта или оформление пособий, просто в несколько кликов.
Портал обрабатывает миллионы заявлений ежедневно, предлагая новый уровень оперативности и удобства без необходимости личного визита и бумажной волокиты. Эта смена подхода наблюдается не только в России, но и на международной арене. Такие страны, как Эстония, Южная Корея и Канада, также активно внедряют цифровые решения: в Эстонии, например, 99% государственных услуг доступны онлайн.
Общий принцип всех этих изменений — устранение посредников, упрощение процессов и повышение доверия благодаря прозрачным действиям. Цифровизация не только ускоряет процессы, но и меняет структуру государственного управления, адаптируя её к современным требованиям, например, посредством интеграции различных ведомств через API.
Современные российские налоговые, пенсионные и таможенные службы функционируют в режиме реального времени, что значительно оптимизирует административные процессы. Это позволяет автоматизировать выплату различных пособий без необходимости ручной проверки данных.
С начала 2020-х годов российские министерства, включая Минздрав и Минкульт, запускают свои программы цифровой трансформации с целью достичь «цифровой зрелости» к 2030 году. В результате, в стране уже доступно свыше 1600 государственных услуг в цифровом формате, и это число продолжает увеличиваться.
Однако эти изменения не только упрощают бюрократии, но и кардинально меняют отношения между гражданами и государством. Если ранее посещение государственных учреждений часто связано с очередями и бумажной волокитой, то теперь это стало гораздо удобнее, напоминает процесс покупки в интернет-магазине.
Хотя эти новшества могут восприниматься как прогресс, существует риск возникновения зависимости от стабильности цифровой системы и алгоритмов, которые определяют право граждан на те или иные услуги. В этой новой реальности бюрократия начинает учитывать потребности пользователей, что само по себе является заметным шагом вперед.
Кроме того, сегодня политическая жизнь в значительной степени переместилась в социальные сети, где она активно обсуждается и комментируется, что подчеркивает изменения в общественном сознании и взаимодействии между государством и гражданами.
Социальные сети стали важным инструментом в политике, где власть учится взаимодействовать через алгоритмы и прямую связь с гражданами.
Барак Обама первым осознал их потенциал, задействовав «Facebook» и email-рассылки для мобилизации молодежи в 2008 году. Дональд Трамп использовал «Twitter» как мощное средство для дискредитации оппонентов.
Цифровая агитация постепенно становится центральным элементом избирательных кампаний, а платформы социальных сетей становятся новыми медиа для политиков.
Исследования показывают, что «Twitter» может увеличивать пожертвования кандидатам, особенно новым, на 1-3,1%, что сопоставимо с расходами на традиционные кампании.
В России «Telegram» стал платформой для взаимодействия властей, где губернаторы и министры создают каналы, комментируют события и встраивают свою повестку в информационное пространство.
Однако это также привело к увеличению информационного шума, когда реальные сообщения чиновников легко могут потеряться среди фейков.
Социальные сети создали иллюзию прямого контакта с властью, но настоящая повестка формируется через таргетированные сообщения, направляемые алгоритмами.
Скандал с «Cambridge Analytica» стал поворотным моментом, когда данные миллионов пользователей «Facebook» использовались для политической манипуляции, подчеркивая опасности цифрового влияния на выборы.
В современном цифровом мире политические схемы становятся все более сложными, и распознать их влияние стало труднее. Цифровая политика уже перестала ограничиваться традиционными видеороликами и фотосессиями с избирателями; это борьба за внимание в потоке контента, управляемом алгоритмами. Здесь нейросети предсказывают общественные реакции, а мемы служат важным инструментом в политической риторике. В этом цифровом пространстве переплетаются власть, пропаганда и протест. Ключевой вопрос заключается в том, кто управляет этим пространством: пользователь, платформа или скрытый игрок с личной повесткой.
Политическая жизнь мигрировала в онлайн, но стала ли она более доступной для народа — это остается предметом обсуждения. Цифровая эпоха дала возможность протестам перейти на новый уровень, позволяя мгновенно масштабироваться и организовываться без традиционных штабов и митингов. Теперь достаточно иметь смартфон и инициативу, чтобы инициировать движение. Один хэштег может достичь большей аудитории, чем многие печатные издания.
Платформы для активизма показывают великолепные результаты вовлеченности граждан. Например, «Change.org» — крупнейший в мире сайт для петиций, насчитывает 554 миллиона активных пользователей и зафиксировал более 107 тысяч успешных петиций в 196 странах. Почти каждый час на этой платформе одна петиция достигает успеха. В России аналогом является платформа «РОИ», которая включает 15 миллионов пользователей и насчитывает 150 успешных инициатив. Молодежь активно участвует в цифровом активизме: по данным Pew Research, 15% подростков отметили участие в онлайн-активизме в течение последнего года.
Таким образом, цифровая среда становится новым полем для социального взаимодействия и политического влияния.
Формирование нового поколения граждан, для которых цифровое участие в обществе стало обыденностью, стало заметно с 2011 года, когда Facebook и Twitter сыграли ключевую роль в арабской весне.
Протестующие в Тунисе и Египте координировали действия через соцсети, а события становились глобальными благодаря YouTube. Этот период ознаменовал, что лайки стали оружием в борьбе за изменения.
Постепенно онлайн-протесты стали нормой. Движения «#MeToo», «#BlackLivesMatter», а также выступление школьников за контроль над оружием в США родились или расширились благодаря интернету.
В России примеры также впечатляют: акция «Я/Мы Иван Голунов» помогла спасти журналиста от ареста, а поддержка в социальных сетях смягчила приговор сестрам Хачатурян.
Петиционные платформы, такие как Change.org и РОИ, приобретали весомое значение в обеспечении общественного мнения. Некоторые случаи даже доходят до законодательных органов, что является прецедентом в мире цифровой демократии.
Например, в Исландии пользователи предложили идеи для новой конституции, а в Эстонии электронное участие давно стало частью власти. В Москве приложение «Активный гражданин» позволяет жителям голосовать по локальным вопросам.
Это демонстрирует тренд на вовлечение. Возможности, предоставленные цифровыми платформами, позволяют даже одиночным активистам запускать волны перемен.
Однако имеется и опасность: алгоритмы способствуют распространению эмоций, а скорость реакций зачастую превышает глубину анализа, что вызывает риски для качественного участия в демократических процессах.
Демократия в цифровую эпоху обрела новые формы участия. Современная политическая среда акцентирует не только на голосовании, но и на возможности отправки сигналов, которые нередко доносятся до властей быстрее, чем способны обработать традиционные веб-ресурсы государственных органов. Этот переход влияет на процесс волеизъявления, меняя как агитацию, так и саму процедуру голосования, хотя глобального консенсуса по нововведениям пока не достигнуто.
Эстония является лидером в этой области, стартовав с системы интернет-голосования еще в 2005 году. В 2023 году около 50% избирателей воспользовались данной системой, которая предлагает легитимный способ участия с гарантией возможности повторного голосования и идентификацией через государственный ID. Такие системы также развиваются и в других странах: Индия, Бразилия, Венесуэла и Бутан интегрировали электронные голосования для сотен миллионов избирателей.
Швейцария, Норвегия и некоторые штаты США применяют аналогичные методы с осторожностью, чаще всего для граждан, находящихся за границей, используя защищенные решения, включая блокчейн. Россия тоже активно разрабатывает цифровые инструменты для голосования; в 2021-2022 годах в нескольких регионах была проведена дистанционная электронная голосование через платформу Госуслуги. В 2024 году более 8 миллионов россиян воспользовались возможностью голосовать дистанционно. Итоговая явка по стране на платформе ДЭГ составила 94%, что свидетельствует о значительном росте интереса к цифровым формам участия. В рамках инициативы обеспечены функции, как, например, возможность смены избирательного участка онлайн и уведомления о процессе голосования, что является важным шагом вперед в организации выборов.
В политическом контексте вопросы прозрачности и доверия к цифровым процедурам продолжают оставаться актуальными и обсуждаемыми. Эта проблема касается легитимности и устойчивости властных институтов, что делает страны осторожными в полном переходе на онлайн-форматы из-за высоких рисков кибервмешательств, технических сбоев и падения доверия общественности.
Тем не менее, элементы цифровизации уже интегрированы в выборные процессы, в том числе системы для подсчета голосов, онлайн-трансляции с избирательных участков и цифровые карты явки. Мы наблюдаем переходный этап, когда значительная часть процесса становится цифровой, несмотря на то, что бюллетени остаются бумажными. Это изменение не ограничивается лишь техническими новшествами; оно затрагивает и философские вопросы о том, что значит участвовать в управлении в условиях размытых границ между традиционным голосованием и цифровыми технологиями.
Цифровая трансформация не только ускоряет процессы, но и повышает их уровень прозрачности и подотчетности. Современные государства не могут позволить себе оставаться «непрозрачными архивами» решений, так как доступность информации стала требованием общества. Новшества, такие как API, открытые датасеты и информация, полученная из больших данных (Big Data), предоставляют возможность гражданам получать доступ к логике принятия решений властями.
В настоящее время многие аспекты, такие как бюджеты, тендеры и отчеты по экологии и преступности, становятся доступными в интернете. Это упрощает работу активистам и журналистам, позволяя им анализировать данные и обнаруживать возможные злоупотребления. Например, в США платформа Data.gov дает возможность любому гражданину отслеживать расходование налоговых средств и оценивать эффективность муниципальных программ.
В некоторых городах мира граждане имеют возможность наблюдать за работой власти в реальном времени, что позволяет им контролировать происходящее. Эта модель отличается от традиционного подхода, где гражданин задает вопросы, а власть отвечает. Однако Россия пока остается в стороне от этого тренда.
С 2022 года в стране наблюдается систематическое сокращение объема публикуемых государственных данных. Власти утверждают, что это делается ради защиты информации от «недружественных государств» и с целью обеспечения безопасности из-за санкций. В 2023 году Госдума приняла закон, позволяющий временно прекращать публикацию любой государственной статистики.
В 2024 году российские ведомства удалили 385 наборов открытых данных, что является рекордом за последние три года. С начала 2022 года исчезло более 700 датасетов, тогда как за это время было добавлено менее 100 новых, среди которых большинство не содержит важной информации.
Каждая технологическая трансформация имеет свои недостатки, и для государства это выражается в росте киберугроз. В то время как одни ведомства переходят на электронный документооборот, другие озабочены созданием кибербункеров.
За видимой открытостью цифровой политики скрывается мир кибератак, утечек данных и цифровых диверсий. Примеры, такие как взлом Национального комитета Демократической партии США в 2016 году, кибератаки на инфраструктуру и вмешательство в выборные процессы через социальные сети, демонстрируют реальность этой угрозы. Ситуация, когда используются фейки и боты, имитирующие гражданские движения, сегодня стала обычным делом и привлекает внимание Совета безопасности различных стран.
Статистика кибератак на избирательные процессы демонстрирует тревожный рост. Доля выборов, подвергшихся кибератакам, увеличилась с 10% в 2015 году до 52% в 2024 году. Зафиксирован 100% рост активности между 2023 и 2024 годами, особенно ярко это проявилось на выборах в США, где Cloudflare заблокировал более 6 миллиардов вредоносных HTTP-запросов за первые шесть дней ноября 2024 года. Пиковые атаки достигали 700,000 запросов в секунду, что свидетельствует о серьезной угрозе.
В условиях роста киберугроз государства увеличивают свои средства обороны через создание кибервойск и разработку нормативных актов, а также централизованных систем мониторинга сетевого трафика. Формируется новое понимание цифрового суверенитета, который теперь связан не только с границами, но и с контролем над инфраструктурой — дата-центрами, каналами связи, DNS-серверами. Примером этому служит система контроля внешнего трафика в Китае и закон о «суверенном Рунете» в России, который предполагает автономную работу интернета в стране как реакция на внешнее давление.
Параллельно с этим усиливается регуляция интернет-пространства. В Европейском Союзе действует GDPR, один из самых строгих в мире законов о защите данных, тогда как в России требование хранить данные на локальных серверах также ужесточает контроль. Блокировка сайтов, удаление постов и маркировка «иноагентов» становятся обычной практикой, что создает условия для формирования интернет-пространства с «паспортным контролем», и, таким образом, релевантность цифровой свободы оказывается под угрозой.
Цифровая эпоха кардинально меняет нашу реальность: свобода становится ограниченной, а прозрачность — не всегда взаимной. Мы вступили в период цифрового реализма, где технологические достижения становятся не только инструментом прогресса, но и средством контроля. Политическая сфера трансформируется: государство превращается в сервис, граждане становятся клиентами, а процессы власти — потоками данных.
Сегодня акты политического участия все чаще происходят в виртуальной среде, где «отправить» легче, чем поднять руку на заседании. Электронное правительство упрощает взаимодействие с властями, убирая очереди и ненужные формальности. Социальные сети размывают границы между избирателями и политиками, а цифровые платформы открывают возможности для непосредственного участия граждан в политике.
Однако с этими преобразованиями возникает необходимость в цифровой гигиене: как отличить подлинный интерес граждан от манипуляций бот-сетей? Какова грань между защитой и цензурой? Кто будет контролировать тех, кто осуществляет контроль?
Современное государство не может прятаться за бюрократией — каждый его шаг фиксируется и обсуждается в социальных сетях. Общество стало более восприимчивым к алгоритмическим изменениям: общественное мнение видно по тому, как меняются поисковые запросы и ведется мониторинг соцсетей. Политические идеи иногда выражаются в мемах. Это и есть новая реальность.
Цифровой реализм требует от государств нахождения баланса между различными аспектами: быстротой принятия решений и надежностью, открытостью и защитой личной информации, прозрачностью и свободами граждан. Мы не можем избежать этой трансформации — вопрос лишь в том, какие ценности мы пронесем через этот переход. Цифровизация — не враг демократии, но и не ее безусловная опора.
