Цифровая трансформация кардинально меняет природу власти и политического участия. В современном мире права граждан все чаще сводятся к положениям из пользовательских соглашений, а их голос становится всего лишь строкой в базе данных.
Это вызывает серьезные вопросы о том, может ли власть быть сервисом, не становясь при этом цифровым надзирателем. Какова настоящая власть в стране: за политиками, народом или алгоритмами социальных сетей?
Государственные институты активно модернизируют свою инфраструктуру, заменяя традиционные бумажные процессы на цифровые. Чиновники теперь выступают не только как управленцы, но и как модераторы платформ, адаптируя свои действия к логике цифрового мира.
Политическая деятельность также смещается в онлайн: протесты происходят в TikTok, а мнения граждан формируются в Telegram-каналах, где используются мемы и эмодзи.
Эта трансформация создает новую архитектуру политической жизни, где есть возможности для цифрового участия, но одновременно возрастают риски цифрового контроля и ослабления традиционных институтов.
Осваивая эти изменения, мы можем увидеть, как обещания цифровизации пересекаются с реальными угрозами, создавая новый тип политической культуры, в которой граждане становятся активными пользователями, всегда готовыми выразить своё мнение.
В данной главе мы проанализируем четыре важных изменения в области государственного управления: развитие электронного государства, изменения в политических медиа, новые формы онлайн-гражданственности и проблемы цифровой безопасности.
В двадцатом веке власть ассоциировалась с физическими структурами и длительными бюрократическими процессами. В двадцать первом веке акцент сместился на цифровые интерфейсы.
Электронное правительство возникло как необходимость модернизировать взаимодействие государства с гражданами. В России этот процесс стартовал в 2009 году с проекта «Госуслуги», который стал основой для взаимодействия граждан с бюрократическими структурами. Этот ресурс позволяет быстро и удобно оформлять заявления на услуги — от записи в детский сад до получения паспортов и регистрации брака.
Портал ежедневно обрабатывает миллионы заявлений, что свидетельствует о существенном повышении эффективности государства. Эта тенденция наблюдается не только в России, но и во всем мире. Например, Эстония, будучи образцом цифрового государства, в 2005 году внедрила возможность онлайн-голосования, а в настоящее время 99% государственных услуг доступны в электронном виде.
Государства, такие как Южная Корея, Канада и ОАЭ, также стремятся к цифровизации, что позволяет минимизировать посредников, упростить процессы и повысить уровень доверия благодаря прозрачности.
В результате, государственное управление трансформируется, переходя от бумажной документации к современным технологиям, где разные ведомства обмениваются данными через API.
Современное развитие налоговых, пенсионных и таможенных служб в России происходит в режиме реального времени, что значительно упрощает административные процедуры. Цифровая трансформация, начатая министерствами с 2020-х годов, нацелена на достижение «цифровой зрелости» к 2030 году. Это подразумевает перевод всех возможных услуг в онлайн-формат, что уже позволило предоставить более 1600 государственных услуг в цифровом виде, и их число продолжает расти.
Этот переход не просто упрощает бюрократию, но также меняет воспринимаемую гражданами идентичность взаимодействия с государством. Ранее взаимодействие с государственными учреждениями часто было связано с неприятностями – длинные очереди и бумажная волокита создавали негативный опыт. Теперь же процесс стал более похожим на сервисы, используемые в повседневной жизни, подобные покупкам на интернет-платформах.
Однако, несмотря на удобства, есть и риски. Увеличение зависимости от стабильности цифровой инфраструктуры и частных поставщиков, а также от алгоритмов, которые определяют доступ к субсидиям или заграничным паспортам, порождает новые вопросы.
Тем не менее, значительное изменение заключается в том, что бюрократия начала адаптироваться к ожиданиям пользователей, что является важным шагом вперед. Политическая активность, уходящая из традиционной сферы в онлайн-пространство – ленты социальных сетей и комментарии – также обозначает новую эпоху взаимодействия общества и власти.
Социальные сети стали ключевым элементом современной политики, где власть адаптируется к новому языку алгоритмов и мемов для прямого общения с гражданами.
Первым это осознал Барак Обама, который в 2008 году активировал молодежь через Facebook и email, а Дональд Трамп преобразовал Twitter в мощный инструмент для атаки на оппонентов. Цифровая агитация стала не просто дополнением традиционных избирательных кампаний, а их центральной частью, где каждый политик выступает в роли медиа.
Влияние этих платформ на выборы стало темой глубоких исследований, показывающих, что Twitter может увеличить финансирование кандидатов на 1-3,1%, что сопоставимо с затратами на классическую агитацию.
В России Telegram стал основным средством общения власти: губернаторы и политики создают каналы, делятся мнением и проводят опросы, что повышает прозрачность взаимодействия с обществом.
Однако это также ведет к увеличению информационного шума, так как отличить реальные сообщения от фейков становится сложнее. Соцсети создали иллюзию прямого контакта с властью, хотя настоящие диалоги часто заменяются на таргетированные сообщения, поданные алгоритмами в нужный момент.
Случай с «Cambridge Analytica» продемонстрировал, как данные пользователей Facebook могут быть использованы для политического манипулирования, став поворотным моментом в понимании цифровой политики.
Современные политические технологии становятся все более изощренными, а распознать манипуляции с контентом становится сложнее. Цифровая политика уже не ограничивается обычными видеороликами и селфи, а включает в себя комплексную борьбу за внимание в потоках алгоритмически отобранного контента.
Нейросети предсказывают реакции аудитории, а мемы становятся важными инструментами политической коммуникации. В этом цифровом пространстве власть, пропаганда и протест переплетаются, и возникает вопрос: кто владеет этой информационной ареной? Пользователь, платформа или незаметные манипуляторы с разнообразными интересами? Политика переходит в онлайн, однако вопрос о том, стала ли она ближе к народу, остается открытым.
Цифровая эпоха трансформировала методы протеста, сделав их более гибкими и доступными. Теперь вместо физических штабов и массовых митингов достаточно лишь смартфона, хорошей идеи и осведомленности о работе алгоритмов.
Один удачный хэштег способен достичь непредсказуемого эффекта и превзойти традиционные методы коммуникации, такие как печать.
Платформы для активизма свидетельствуют о возросшем интересе граждан к политическим и социальным вопросам. Так, Change.org, крупнейшая мировая платформа для петиций, объединяет более 550 миллионов пользователей и уже зарегистрировала свыше 107 тысяч успешных петиций по всему миру. Каждый час на платформе одна петиция достигает успеха.
В России аналогичным образом работает платформа РОИ, на которой зарегистрировано 15 миллионов пользователей и 150 успешных инициатив. Молодежь активно участвует в цифровом активизме: согласно исследованию Pew Research 2022 года, 15% подростков заявили о своем участии в онлайн-активизме в течение года.
Современное поколение граждан уже не может представить свою жизнь без цифрового участия в общественных процессах. Все началось в 2011 году, когда социальные сети стали важнейшими инструментами для координации действий протестующих во время Арабской весны. Через Facebook и Twitter активисты в Тунисе и Египте смогли объединиться, а события, транслируемые на YouTube, приобрели глобальный масштаб. Этот период ознаменовал появление новой страницы в истории протестов: лайки и репосты стали мощнейшим оружием.
С тех пор онлайн-протесты стали привычным явлением: движения «#MeToo» и «#BlackLivesMatter» получили всемирное признание благодаря интернету. В России примеры использования социальных сетей для гражданского участия также наглядны. Акция «Я/Мы Иван Голунов» эффективно мобилизовала общественность и помогла спасти журналиста от несправедливого задержания. Поддержка в мессенджерах, таких как Telegram, сыграла роль в смягчении приговора сестрам Хачатурян. Петиционные платформы, как Change.org, стали важным инструментом для влияния граждан на решения властей. Некоторые онлайн-инициативы действительно доходят до законодательных органов, что стало прецедентом в стране.
Цифровая демократия все чаще принимает форму краудсорсинга. В Исландии предложения граждан легли в основу новой конституции, а в Эстонии электронное участие давно стало частью власти. В Москве приложение «Активный гражданин» позволяет жителям участвовать в голосовании по локальным вопросам. Хотя это и не прямая демократия, заметен растущий интерес к вовлеченности граждан. Цифра открыла новый путь для «одиночного героя» — активиста, который, без поддержки команды, может запустить волну изменений. Однако с этой возможностью приходит и опасность: алгоритмы интернета склоняют к эмоциональным высказаниям, что затрудняет глубокий анализ ситуации и зачастую приводит к излишне быстрому принятию решений.
Демократия в цифровую эпоху становится более доступной благодаря массовому участию через интернет. Но в современных условиях важен не только традиционный голос, но и сигналы, которые избиратели отправляют в цифровое пространство. Иногда эти обращения доходят до властей быстрее, чем происходят обычные избирательные процессы.
Цифровизация меняет не только агитацию, но и сам процесс голосования, который остается в стадии экспериментов и поиска оптимальных решений. Эстония здесь выделяется как пионер: начиная с 2005 года там функционирует система интернет-голосования, которая в 2023 году позволила проголосовать почти половине избирателей. Эстонская модель не только легитимна, но и предоставляет возможность повторного голосования и надежную систему идентификации через госID.
Другие страны, такие как Индия, Бразилия и Венесуэла, также внедряют электронное голосование на национальном уровне, охватывая сотни миллионов граждан. Однако практики варьируются; в Швейцарии и Норвегии электронное голосование применяется ограниченно, в основном для граждан, находящихся за границей.
В России осуществляется пробное дистанционное голосование через платформу Госуслуги: на выборах 2024 года более 8 миллионов россиян голосовали в удаленном формате, с виртуальными кабинетами избирателей и возможностью изменения участка голосования онлайн. Результаты показывают высокую явку — 94% на платформе ДЭГ.
Таким образом, цифровизация избирательного процесса становится значимым шагом вперед, обеспечивая новые возможности для гражданского участия.
Современная политическая арена полна споров касательно цифровизации процессов. Вопросы о прозрачности и независимом контроле остаются актуальными, поскольку легитимность институтов и их устойчивость находятся под угрозой. Многие страны не спешат полностью переходить к онлайн-форматам из-за высоких рисков, связанных с кибервмешательствами, сбоями и потерей доверия.
Примечательно, что элементы цифровизации уже активно внедряются — от комплексов для подсчета бюллетеней до онлайн-трансляций с избирательных участков и цифровых карт явки. Мы находимся на пороге, где бумажное голосование соседствует с цифровыми процессами. Эти изменения вызывают важнейшие вопросы о природе управления и границе между фактическим голосом и цифровым кодом.
Цифровая трансформация не только ускоряет процессы, но и делает их более прозрачными, что потенциально повышает ответственность власти. Государствам уже не удается оставаться непрозрачными в принятии решений. Взамен они должны предлагать API, открытые датасеты и использовать методы анализа данных на основе Big Data.
Доступ к открытым данным выходит за рамки простых таблиц формата .csv; он позволяет гражданам видеть логику власти и принимать активное участие в процессе контроля. В настоящее время бюджеты, тендеры, контракты и экологические отчеты многих государств доступны в интернете.
Это предоставляет возможность активистам, журналистам и внимательным гражданам анализировать данные, сравнивать цифры и выявлять коррупционные или нецелевые расходы. Цифровые инструменты действительно способствуют демократизации аудита, позволяя каждому, например, в США, получить доступ к информации о расходовании налогов и эффективности программ социальной поддержки.
В последние годы наблюдается сдвиг в модели взаимодействия граждан и власти. В некоторых странах граждане могут в режиме реального времени контролировать действия властей, однако в России пока не наблюдается аналогичного прогресса.
С 2022 года российские власти значительно сократили объем публикуемых данных, ссылаясь на необходимость защиты информации от «недружественных государств» и соображения безопасности. В результате в 2023 году был принят закон, позволяющий временно приостанавливать публикацию государственной статистики, что усугубило ситуацию.
За 2024 год российские ведомства удалили 385 наборов открытых данных, что является рекордным числом за последние три года. С начала 2022 года исчезло более 700 датасетов, при этом новых добавлено менее 100, причем многие из них не содержат значимой информации.
Каждая технологическая трансформация имеет свои риски и угрозы. Для государства это, в первую очередь, киберугрозы. Пока одни ведомства внедряют электронный документооборот, другие создают кибербункеры для защиты информации.
Цифровая политика, стремящаяся к открытости, также создает невидимый, но ощутимый риск атак на серверы, утечек данных и цифровых диверсий. Кибератаки, такие как взлом Национального комитета Демократической партии США в 2016 году и вмешательство в выборные процессы через социальные сети, уже не являются вымышленными сценариями, а становятся частью актуальной повестки для правительств разных стран.
Эти угрозы требуют от государства активных действий для защиты граждан и информационной инфраструктуры.
Статистика кибератак на избирательные процессы показывает резкий рост, с увеличением доли атакуемых выборов с 10% в 2015 году до 52% в 2024 году. Зафиксирован 100-процентный рост активности между 2023 и 2024 годами.
Выборы в США в 2024 году продемонстрировали высокую интенсивность киберугроз: компания Cloudflare заблокировала более 6 миллиардов вредоносных HTTP-запросов всего за шесть дней ноября, при этом пиковые атаки достигали 700,000 запросов в секунду.
В ответ на этот рост государствами создаются кибервойска и центры мониторинга трафика, формируется концепция цифрового суверенитета, где контроль над цифровой инфраструктурой становится ключевым для государств. Например, в Китае внедрена система контроля внешнего трафика, а в России действует закон о «суверенном Рунете», обеспечивающий автономность интернета.
Эта политика часто прикрывается защитой от внешних угроз, приводя к ограничению цифровых свобод. Одновременно наблюдается увеличение регуляторной плотности: в Евросоюзе действует GDPR, а в России введен закон о хранении данных на локальных серверах, что позволяет заблокировать сайты и контролировать информацию.
Цифровая эпоха в корне меняет подход к политике, подчеркивая, что свобода больше не безгранична, а прозрачность не всегда взаимна. Мы вступаем в эру цифрового реализма, где технологии становятся как инструментом развития, так и оружием. Цифровая трансформация затрагивает не только обновление интерфейсов, но и саму логику власти: государство превращается в сервис для граждан, которые становятся его клиентами.
Политический процесс пересматривается как поток данных, где принятые решения часто принимаются через нажатие кнопки, а не поднятия руки в зале заседаний. Электронное правительство убирает очереди и затруднительные бюрократические процедуры, а социальные сети стирают барьеры между избирателями и их представителями. Цифровые платформы предоставляют каждому возможность непосредственного участия в политике.
Однако параллельно с этим возникает необходимость в цифровой гигиене: как различать настоящие гражданские инициативы и манипуляции, осуществляемые ботами? Как провести грань между безопасностью и цензурой? Кто будет контролировать контроль над государственными структурами?
Сов contemporary государство не может больше прятаться за формальностями. Его действия могут быть мгновенно зафиксированы и обсуждены в мессенджерах, таких как Telegram. Общественное мнение становится все более чувствительным к алгоритмическим изменениям: настроения людей отражаются в поисковых запросах и активной жизни в соцсетях. Политический запрос теперь может проявляться даже в мемах.
Эта новая норма требует от власти пересмотра традиционных подходов — необходимо найти баланс между скоростью и надежностью решений, открытостью и защитой личной информации, прозрачностью и свободой граждан.
Таким образом, мы уже находимся на пути цифровой трансформации. Важно, какие принципиальные ценности мы пронесем с собой через эти изменения: цифра не является врагом демократии, но и не может считаться ее стопроцентной гарантией.
