Трагедия, лишенная развязки и катарсиса, может легко превратиться в фарс, особенно если актеры не покидают сцену вовремя. Даже самый преданный зритель устанет от напряжения, когда наблюдает за затянутой игрой.
Законы жанра строгие: написанная Беккетом пьеса «В ожидании Годо» задумывалась как антитрагедия, где задержка и обман ожиданий приводят к нервному хихиканью. Подобные элементы присущи как театру абсурда, так и театру боевых действий, где дажеtragичные события начинают восприниматься с иронией.
На фоне долгих конфликтов даже серьезные новости могут вызывать нервный смех. Например, Зеленский, изначально воспринятый как смелый лидер, за три года стал выглядеть иначе. Грозные события вполне могут осмысляться не только в рамках героического эпоса, но и через гротеск и карнавальные элементы.
В этом контексте существует слияние высоких и низких проявлений, где конец одного явления открывает дорогу для нового. В исследовании жанров, как отмечал Дмитрий Лихачев, такие аспекты — третьи измерения культуры, где противоречия становятся неотъемлемой частью целого.
В бахтинской концепции карнавальная стихия всегда стоит в оппозиции к власти и официальным праздникам, представляя собой живое и спонтанное выражение народного духа.
Карнавалы, как антиподы закрытой системы власти, становятся источниками энтропии, что позволяет хаосу преобладать над порядком. В этом контексте художники-нонконформисты выступают как агенты народно-смеховой культуры, превращая пропаганду в фарс и традиционные ценности в буффонаду.
В то же время мы наблюдаем парадокс: государство адаптировало эти методы, становясь организатором своего рода балагана, где народный смех превратился в формальный и казенный стеб.
В итоге, современные художники, такие как Аким Апачев, рассматривают искусство как способ выразить протест. Он утверждает, что настоящему русскому художнику следует работать в «прифронтовой зоне», акцентируя внимание на значении арта, созданного на стыке реальности и современности.
Его критика современного искусства и сравнение с повседневностью, как, например, с магазином «Пятерочка», подчеркивает смену парадигмы: искусство теперь должно отражать актуальные реалии, а не только автономное творчество.
В этом контексте он выступает как независимый голос, желающий донести до аудитории истинное значение искусства в значимых для общества моментах.
Аким остался Акимом, и при виде его «наскальной живописи» возникает лишь неловкость. Всего пятнадцать лет назад подобные художественные акции могли бы быть актуальны во времена «Войны», но теперь они стали частью официального дискурса.
Митрополит Екатеринбургский и Верхнетурский призывает верующих прикоснуться к трубе, а губернатор Хинштейн предлагает музеефицировать «Пятерочку», рассматривая её как объект культурного наследия, пресмыкающимся с непотребными граффити Акима Апачева. Несмотря на кринж, магнитом для размышлений становится включение в мемориальный комплекс символов эпохи, таких как магазин и труба, обеспечивающая его товарное наполненность.
Еще одним нематериальным памятником неизменной эпохи можно считать клип Акима Апачева «Русский мир». Всего восемь минут, где пыльная «буханка» медленно движется по разбитым дорогам мимо оставленной военной техники. Это путешествие сопровождается монотонным перечислением имен, которые записаны на бумажках и переданы Апачеву.
В шесть до одного синодика русского мира помещены эти мгновения, пока «буханка» уверенно трясется по ухабам, создавая эффект похоронной процессии. Это закладывает основу для остросюжетного хоррора, когда возникает убеждение, что внутри груза находится труп, и финал клипа обещает какую-то неожиданную развязку.
Зритель оказывается в заблуждении. «Буханка» движется по неопределенным маршрутам и без явной цели — возможно, пока она в пути, пункт назначения уже разрушен. Назад пути нет, так как там заминировано, и она продолжает двигаться, словно по инерции.
Такое путешествие можно сравнить с ситуацией, где пройти восемь минут (или восемь лет) через грязь, только для того, чтобы осознать, что это было бесполезно. Может показаться, что Россия, став заложницей этой «буханки», в итоге оказывается на карнавальном «антимире» — концерте Вики Цыгановой, напоминающем спектакль с элементами сатанизма и проходящем на месте трагедии царской семьи, что само по себе выглядит абсурдно.
Когда слышишь слова песни о «танго смерти», создается иллюзия, что разум пытается найти объяснения этому неразберихе, в то время как на самом деле это лишь механизмы сознания.
В Екатеринбурге стартовала выставка и был установлен памятник операции «Труба» в Курской области, что привлекло внимание, и одного человека задержали.
Обратимся к Бахтину: карнавальное настроение искореняет социальные иерархии, лишая человека индивидуальности и поглощая всех без разбора — от простаков до знатных особ, и в этом вихре невозможно скрыться.
В условиях боевых действий создается не только новые границы, но и своеобразная эстетика конфликта, где трагедия порою переплетается с фарсом. Эта карнавализация начала проявляться не вчера; она имеет долгий и накопительный эффект.
Взять, к примеру, известные картинки, где бабушки с советским флагом соседствуют с Евгением Пригожиным, требующим боеприпасы, или Сергеем Мироновым, который, размахивая кувалдой, стал объектом насмешек. Такие примеры демонстрируют перевернутый мир, где высокое и низкое смешиваются, порой язык становится основой этого смешивания.
С появлением интернет-сообществ и социальных сетей театр боевых действий стал более доступным для широкой публики. Участие в конфликте теперь не ограничивается только военными, их семьями и правительствами стран-участниц. В современном мире обычные зрители также становятся участниками этой драмы, а карнавализация выходит за рамки этики и пространства, тормозя привычное разделение между зрителями и исполнителями.
Михаил Бахтин писал, что во время карнавала единственными законами, существующими в обществе, являются законы карнавала. Это особенно актуально в условиях войны, где грани между настоящими бойцами и «диванными» военными стираются. С приходом новых технологий и медиа, каждая минута конфликта, каждая выпущенная пуля становятся частью общего потока информации, который размывает личные границы и создает новое понимание реальности.
Поэтому, для того чтобы понимать современные конфликты, необходимо уметь различать эти карнавальные элементы, которые делают такие события частью не только новостей, но и культурного феномена. Это важное явление требует изучения, поскольку карнавальные аспекты военных действий влияют на восприятие войны в обществе, меняя его от классического к более многостороннему и многогранному пониманию.
