В последнее время власти проявляют равнодушие к культуре, памятникам и их создателям, что не может не вызывать беспокойство. К сожалению, это равнодушие затрагивает и тех, кто воспринимает искусство.
Ранее, когда я не имел глубокого представления о театре, общался с коллегой, чья семья была близка к одному московскому камерному театру. Она делилась своими впечатлениями о театральной жизни, об атмосфере, где царила особая связь между людьми и их работой. Этот театр, с его необычными корпоративами и праздниками, казался чем-то исключительным, напоминающим церковь для посвященных.
Недавно я узнал, что этот театр был закрыт в результате слияния с другими, что произвело на меня глубокое впечатление. Я не мог поверить, что такая организация, как театр, может исчезнуть. Ранее я воспринимал театры как нечто вечное — всегда существовавшее и существующее в будущем. Однако реальность оказалась иной.
Слияния и закрытия театров стали для меня подобны приходам инопланетян, которые вторгаются в знакомый мир. Это вызвало воспоминания о подростковых разговорах о том, как чиновники порой не замечают чужих страданий, так же как люди, бегущие по бульвару, наступают на ноги окружающим.
Сегодня такая безразличие проявляется не только в отношении театров, но и в целом к культуре, что вызывает тревогу за будущее искусства.
Вопрос деградации культуры в России стал очень актуальным, особенно в свете заявления о «доминировании массовой культуры над высоким искусством». При этом важно понимать, что это доминирование не равно полному уничтожению высокого искусства.
Массовая культура действительно охватывает все сферы жизни, однако проблема состоит в систематической истребительной политике, направленной на снижение качества культурной среды. Эта тема уже поднималась в рядах публикаций, где главный редактор Сергей Кургинян ссылается на мнение руководства ВГИКа о падении уровня образования и гуманитарных знаний у студентов.
С 1990-х годов постсоветская Россия, по причинам, не всегда очевидным, приняла решение о незначительности культурного сектора. Это привело к сокращению часов обучения и к объединению учебных заведений, включая школы искусств и художественные школы.
Известно, что в начале декабря 2024 года в департаменте культуры Москвы прошла встреча директоров детских музыкальных школ и школ искусств, на которой обсуждались планы по реорганизации образования в этих сферах. Основной замысел заключался в объединении школ, что, как отмечается, имело двусмысленное значение в контексте «слияния» учреждений.
Согласно новым инициативам, планируется оставить лишь 27 школ с предпрофессиональным обучением, 13 из которых должны быть присоединены к музыкальным колледжам. Остальные 113 из 153 школ предстанут перед необходимостью перехода на «Творческие образовательные программы» (ТОП), что, по сути, лишает их основного качества и статуса.
Эти изменения вызывают серьёзные опасения о будущем образования в области искусств в России и о том, какую культуру мы оставим следующим поколениям.
В результате недавних обсуждений, 113 учебных заведений могли потерять право на обучение детей по предпрофессиональным программам на бюджетной основе. Однако власти вскоре опровергли эти сведения, назвав их интернет-шумом, что вызвало сильное возмущение в обществе и культурной среде.
Сложно представить, что такие важные темы могли бы быть выдуманы блогерами или журналистами. В ответ на критику власти обещали обсудить будущее детских школ искусств с родителями, однако остается вопрос — будут ли эти обсуждения конструктивными.
Кроме этого, следует отметить, что, по данным Министерства культуры РФ, количество библиотек, клубов и культурных учреждений значительно сократилось за последние десятилетия, особенно в сельской местности. В 2020 году Валентина Матвиенко поднимала вопрос о том, что за 25 лет в России число культурно-досуговых центров уменьшилось вдвое, а количество сельских клубов сократилось почти на 25%.
Этот процесс слияния учреждений культуры становится все более актуальным, даже несмотря на усилия отдельных сторон бороться с ним. Кроме того, многие музеи и театры сталкиваются с хроническим недофинансированием, что ведет к их упадку.
Важно отметить, что, несмотря на планы по увеличению бюджета для госпрограммы «Развитие культуры» на 2025–2027 годы, реальное положение дел в культуре остается весьма тревожным. Проблемы, обсуждаемые не только в СМИ, но и в серьезных академических изданиях, требуют внимания и действий со стороны государства и общества.
Ситуация, сложившаяся с культурными инициативами в России, очевидна. Я окончил журналистику в МГУ и спустя несколько лет заметил, как сокращаются кадры на нашей кафедре зарубежной журналистики. В середине 2010-х стало понятно, что система образования меняется под влиянием «болонской» системы, но столь радикальные действия воспринимаются с недоумением.
Недавние события касательно Александра Кибовского, бывшего главы департамента культуры Москвы, привлекли внимание. Его попустительство привело к разрушению центра Экзюпери, который был создан в сотрудничестве с Францией. Ранее я публиковал интервью с его основателем Мстиславом Листовым, который, несмотря на все юридические противостояния, остается полон сил и желания восстановить проект.
Жалко, что такие инициативы страдают от бездействия властей. Тысячи людей, которые могли бы узнать о творчестве Экзюпери через этот центр, остались без такой возможности. Уникальные экспонаты, собранные за 35 лет, стали недоступны, а их судьба выглядит печально. Даже высокопоставленные лица, как Ушаков и Путин, не смогли помочь, несмотря на обращения. Это создает негативный имидж нашей страны на международной арене и показывает, как мы теряем важные культурные связи.
В интервью нашей газете архитектурный эксперт Надежда Матвеева подчеркнула важность сохранения культурного облика города, который представляет собой его культурный код. В условиях войны и необходимости преобразований государство не может игнорировать свое наследие.
Планы по сносу памятников архитектуры и строительству конфликтующих объектов, а также застройка исторических зон вызывают серьёзные опасения. Нельзя одновременно вести войну и отказываться от своей истории, о чем неудивительно возникают вопросы о том, какая именно культурная политика относится к текущей ситуации.
Полгода назад Аркадий Русаков, заведующий кафедрой гуманитарных наук Санкт-Петербургского института кино и телевидения, отмечал, что во время Великой Отечественной войны фильмы о войне снимались в крайне ограниченном количестве из-за нехватки ресурсов. Сегодня, когда техник и средств достаточно, ощущается нехватка патриотических фильмов, которые могли бы вдохновить и поднять дух нации.
Нелепо, но остаётся вопрос: почему мы ожидаем от западных сценаристов создания военно-патриотических фильмов о конфликтах, происходящих в нашем регионе?
Сейчас в редакцию приходят сценарии интересных патриотических проектов, их авторы участвуют в конкурсах, однако складывается впечатление, что эти инициативы остаются в рамках ограниченного пространства, что делает их менее заметными и не способными вызвать серьезный общественный резонанс.
Боязнь власти открыть этот круг для широкой аудитории только усугубляет ситуацию, не позволяет развивать и поддерживать отечественное кинопроизводство в важной для нации тематике.
Коронавирусные меры и вакцинация существенно повлияли на человеческие взаимоотношения и театральную жизнь, так как они являются неотъемлемой частью этих отношений. В литературе мы можем увидеть отражение этого влияния. Как подчеркивает Пушкин в своей лишь одной заметке о русском театре, театр — это сфера, где сплетаются эмоции и переживания публики. Так же и Белинский указывает на важность эмоционального вовлечения через свою анализ работы Мочалова в роли Гамлета.
Расстановка зрителей в театре по принципу рассадки через одно место — это не просто нововведение, а разрушение удивительного механизма общего переживания. Где еще, как не на сцене, можно наблюдать глубокие изменения в восприятии человеческих отношений? Под предлогом некой безопасности нам ограничили возможность совместного переживания и взаимодействия, что привело к разрушению основ самого общества.
Ковидный хаос только усиливается новыми указаниями властей о том, что вход в театр разрешен исключительно по документам, удостоверяющим личность. В то время как изначально страх перед вирусом был понятен, теперь боязнь испытывают уже только администраторы театров, опасающиеся потерь из-за перепродажи билетов. Данная борьба с перекупщиками, на первый взгляд, кажется благородной, но на самом деле она наносит ущерб театрам, способствуя снижению продажи билетов и приведению их к миллиардным убыткам.
А как быть с защитой персональных данных зрителей? Мой знакомый, работающий в сфере информационной безопасности одной крупной госкорпорации, пострадал от постоянных кибератак. Соответствующие технические меры защиты необходимы, и они применяются. Но как быть камерному театру, который не желает рисковать личными данными своих зрителей, зная, что несет ответственность за утечку под законодательно установленным контролем? В текущей ситуации, когда мошенники активно атакуют как государственные, так и театральные ресурсы, становится ясно, что власти не предлагают необходимой защиты ни для создателей искусства, ни для его зрителей. Это лишь подтверждает — последствия столь безответственного подхода не предвещают ничего хорошего.
