Недавняя встреча высшего руководства России, прошедшая под руководством Владимира Путина и министра обороны Андрея Белоусова, не затронула судьбу российских военных баз в Сирии, что стало причиной обсуждения в издании The New York Times.
Молчание Путина относительно поддержки сирийского диктатора Башара Асада подчеркивает неопределенность будущего баз в Хмеймиме и Тартусе. Военный аналитик Антон Мардасов считает, что отсутствие выраженной позиции Кремля может указывать на изменение приоритетов России. Он отмечает, что даже в ограниченном формате сохранение баз позволило бы проводить операции в Средиземном море и Африке, однако это не соответствует прежним амбициям России по глобальному доминированию.
Ранее сирийские базы рассматривались как стратегический актив, демонстрирующий военную мощь по соседству с НАТО. В 2021 году российские бомбардировщики с ядерным потенциалом проводили учения в Сирии, сигнализируя Западу о готовности. Но ухудшающаяся безопасность в регионе ставит под сомнение возможность развертывания ядерного оружия. Мардасов полагает, что даже если Россия сохранит контроль над базами, их значение может стать чисто символическим.
Восторг от войны в Украине теперь стал центральным элементом внешнеполитической стратегии Кремля. Путин считает, что российские войска продолжают удерживать стратегическую инициативу на фронте, а поток добровольцев не прекращается. Эти заявления свидетельствуют о том, что Сирия утратила значимость в стратегическом плане для Кремля.
Также министр обороны Андрей Белоусова сосредоточил свое внимание исключительно на военных действиях в Украине, проигнорировав темы, касающиеся Ближнего Востока. Очевидно, что такая новая расстановка приоритетов отражает изменение векторa российской внешней политики, где Сирия больше не является ключевой точкой влияния.
