На один вечер квартира, где поэт Иосиф Бродский провел 17 лет с родителями, превратилась в театральную площадку.
Премьера пьесы, поставленной в музее «Полторы комнаты», собрало тысячи зрителей со всего мира.
Запись спектакля стала новым экспонатом музея Бродского в Санкт-Петербурге.
Это особенное событие совпало с годовщиной смерти поэта 28 января 1996 года в Нью-Йорке, и музей решил отпраздновать эту дату нетрадиционным образом.
Комната с арками и лепными украшениями преобразилась в камеру №1750, что символизировало тесное пространство между уютом и космическим холодом.
Белая обстановка, созданная художником Марией Мелешко, напоминала атмосферу фильма «Солярис».
Бродский сам говорил о своей пьесе «Мрамор», что хотел бы увидеть ее на сцене или экране, поскольку это произведение имеет уникальную логику, основанную на нарастающей невыносимости.
Спектакль состоялся в дождливый день, подчеркивая настроение пьесы.
Из-за его уникального замысла, само представление стало настоящим театральным экспериментом, отражая личные переживания автора.
Это событие позволило зрителям не только прикоснуться к наследию Бродского, но и прочувствовать его видение мира через драматургию.
Пьеса «Мрамор», завершенная в 1982 году, стала ключевой для Евгения Цыганова, который начал работать над ней по приглашению Максима Левченко, директора музея «Полторы комнаты».
Они организовали читку, после чего Цыганов, помимо актерской работы, взял на себя и роль режиссера. В спектакле, состоящем из двух действующих лиц, патриция и варвара, важным элементом была канарейка, роль которой исполнил Василий Михайлов.
Его образ, облаченный в цветастый халат и желтые штаны, добавлял комического звучания, ведь он не только играл, но и взаимодействовал со зрителями: подавал рюмки, объяснял сложные имена и объявлял антракты.
В перерывах актер, также известный как основатель музыкального коллектива «Бомба-Октябрь», исполнял мрачные лирические песни, создавая атмосферу таинственности.
Интересно, что в тот вечер зрители могли наблюдать за актерами, разбросанными на 30 площадках по всему миру. Это напоминало концепцию пьесы, в которой герои находятся под постоянным наблюдением.
Отсутствие прямого контакта со зрителем, по мнению кураторов, оказалось полезным для актеров, которые стремились к отстраненности, получив уникальный опыт, который гармонично вписывался в общую идею спектакля.
В стальной Башне, высота которой достигает примерно одного километра, записываются события, происходящие во II веке нашей эры.
Главные действующие лица – провинциал Туллий и римлянин Публий, которые, не совершая никаких преступлений, оказались в заключении пожизненно.
Император Тиберий отменил смертную казнь и ввел налог в 3% от населения, который требовал заключения.
Камера, в которой они содержатся, оборудована всем необходимым: ванной, столом, телефоном для связи с Претором и даже стеллажом, на котором расположены бюсты классических авторов, таких как Вергилий и Овидий.
Центральным элементом является мраморный фрагмент колонны, выполняющий функции и лифта, и мусоропровода.
Интересно, что в этом пространстве сочетается высокий слог и элементы тюремного фольклора, сформированные, среди прочего, благодаря Иосифу Бродскому.
В тексте встречаются не только упоминания о древнем Риме, но и современные вещи, такие как компьютеры и транквилизаторы, что создает уникальный контраст.
Костюмы персонажей представлены банными халатами, а в шахте камер строгая мера от побегов обеспечивается наличием крокодилов.
Кулинарное питание в близости от заключения оказывается весьма разнообразным, включая изысканные блюда, такие как страусиные печенки с изюмом и фламинговые яйца с икрой, но меню меняется крайне редко — раз в 243 года.
В данной пьесе исследуются аспекты времени и пространства через призму жизни двух героев, Туллия и Публия, которые проводят время в праздности и философских размышлениях.
В условиях камерной обстановки они наслаждаются прогулками и виртуальными развлечениями, где под звуки музыки Штрауса фланируют по парку.
В центре внимания оказывается взаимодействие героев с окружающим миром и их внутренние монологи о времени, и как это время их формирует.
Бродский, вписывающий в текст элементы визуализации, создает атмосферу, соответствующую идейным исканиям персонажей.
Эти размышления о времени тяжеловесны, требующие внимательного подхода к прочтению.
В интерьере, описанном как «более Палладио, чем Пиранезе», каждая деталь подчеркивает плавность и монотонность их существования.
Герои ведут актуальные и глубокие дискуссии о философских категориях, несмотря на кажущуюся непринужденность и внешнюю безмятежность, их внутренние миры наполнены тревогами.
Туллий, изображаемый Цыгановым, является символом холодного рационализма, стремится отстраниться от порывов, связанных с идеей свободы, желая достичь большей стабильности в своем существовании.
Взаимодействие с канарейкой, сидящей в клетке, служит метафорой их заключения и ограниченности, что также создает контраст между их интеллектуальными исканиями и физическим заточением.
Таким образом, пьеса становится глубоко философской, открывающей масштабные темы через призму частных человеческих переживаний.
Суть Империи заключается в «обессмыслении» пространства, которое компенсируется избытком времени.
Публий, персонаж сибаритского склада, заперт в мирских удовольствиях, не способен постигнуть эти идеи. Его существование ставится под сомнение, когда он, раненый в виртуальном поединке с Туллием, отказывается остановить кровь, которая служит единственным доказательством его жизни.
Туллий же считает явления, происходящие вокруг, проявлением варварства и ставит на кон возможность побега, используя снотворное как мерило времени: одна таблетка равна четырем часам сна.
В это время, пока Публий спит, Туллий сбрасывает мраморные бюсты классиков в дорическую шахту, оставляя только Овидия и Горация из-за чувства сожаления. После он сам отправляется следом, засовывая в отверстие матрас и одеяло.
Евгений Цыганов, играющий Публия, наблюдает, как его персонаж, пробуждаясь, не находит ни сокамерника, ни бюстов.
Туллий возвращается к Публию, утверждая, что их побег является мелодрамой, поскольку возможен, следовательно, система несовершенна. Он выигрывает пари и задумывается о том, чтобы изменить восприятие времени, например, спать 17 часов.
Для Туллия побег в сон становится единственным способом избежать атмосферы несвободы. В конце спектакля в его мраморные бюсты заменяются бюстами Пушкина и Бродского, символизируя новый взгляд на классическую традицию.
